«Подкаст Сергея Смирнова»: Почему оппозиция не объединилась?! Российская политическая эмиграция 100 лет назад
Но вот возникает вопрос (в то время это как раз вопрос), неужели все эти организации полностью отвергали сотрудничество и не желали объединяться? На самом деле попытки подобного рода предпринимались неоднократно, и все они (довольно ожидаемо) закончились провалом…
Подписаться на канал Сергея Смирнова
Поддержать канал Сергея Смирнова
Что делают люди, когда по политическим причинам массово уезжают из страны? Могут ли они объединиться для борьбы с главным врагом или они тратят силы на постоянные споры внутри эмиграции? Давайте попробуем разобраться на примере крупнейшей волны эмиграции после революции 1917 года. И я постараюсь удержаться в сегодняшнем ролике от аналогий. Но вам этого запретить, конечно же, не могу.
Всем привет! Это Сергей Смирнов. Вы на моем историческом канале. Лучший способ поддержать этот канал поддержать его в Патреоне. Подписывайтесь на Бусти, донатьте, оставляйте комментарии, лайкайте, все как обычно. А мы начинаем.
После двух революций и гражданской войны территории бывшей Империи покинуло огромное количество людей. К 1921 году Лига Наций и Красный Крест насчитали около 1 500 000 российских эмигрантов. Однако, по более поздним оценкам, эта цифра могла достигать 2 000 000 и даже более. Это количество, разумеется, не учитывает лиц, проживавших на территориях, которые либо отошли от России к соседним странам, как Бессарабия к Румынии или область Карса к Турции, либо стали независимыми государствами, как Финляндия, Польша, страны Балтии. Основные потоки эмиграции из России в Европу проходили через Польшу и Турцию. На востоке главным направлением был путь в Маньчжурию. В итоге к середине 20-х годов прошлого столетия самые крупные общины русских эмигрантов сложились во Франции, где проживало, по разным оценкам, до 400 000 бывших подданных империи, а также в Германии, Китае, Польше, Болгарии, Королевстве сербов, хорватов и словенцев(так тогда называлось будущая Югославии), Чехословакии и Латвии. Чуть позже появились крупные диаспоры в странах Латинской Америки, США и даже Австралии. Политические предпочтения эмигрантов были самыми разнообразными. Однако следует учитывать, что страну покидали в первую очередь наиболее непримиримые противники большевизма: офицеры и рядовые чины белых армий, общественные деятели, госслужащие, предприниматели, духовенство, творческая и техническая интеллигенция. Для всех этих людей неприятие большевизма стало основой идеологии. С другой стороны, среди эмигрантов были и рабочие, и крестьяне, и казаки, которые либо разделяли антибольшевистских настроения, либо оказывались в эмиграции волей случая или руководствуясь даже материальными соображениями. Так называемая экономическая эмиграция была характерна как раз для тех, кто перебрался подальше от России в Америку или в Австралию.
Уже ближе к середине 20-х годов в белой эмиграции выделились два основных направления политической деятельности. Одни продолжали искать пути насильственного свержения советской власти, другие – предполагали поиск неких форм сосуществования с этой советской властью. Но большинство эмигрантов заняли выжидательную позицию. По оценкам бывшего полковника Генерального штаба Николая Колесникова, а он эмигрировал в Китай, основная часть белой эмиграции, вовсе, цитата, “не являлась той непримиримой массой русского населения, не могущей ни в коем случае помириться с большевизмом”. Изначально в русском зарубежье, я сразу хочу сказать, что буду часто использовать сегодня этот термин. Мне кажется, он понятен, не надо объяснять. Так вот, в русском зарубежье преобладала уверенность, что советская власть неминуемо падет, причем в самое ближайшее время. Ну и поскольку образовавшийся вакуум власти надо будет срочно заполнить, чтобы сохранить бывшую империю как единое государство, в среде белой эмиграции сразу вспыхнула жаркая полемика по поводу будущего устройства страны. Внутренняя борьба в рядах белой эмиграции велась по принципу “все против всех”, то есть практически по любым вопросам направления. За границей старые разногласия в антибольшевистском лагере, которые в значительной мере помешали одержать победу над большевиками в гражданской войне, лишь обострились. Спорили между собой сторонники различных партий, движений, а внутри этих организаций одновременно шла борьба за лидерство. Монархисты вели полемику друг с другом из-за кандидата на престол, монархисты и республиканцы – по вопросу о будущем государственном устройстве. Кипели споры о методах борьбы с большевиками, о необходимости использования террора или его прекращения. Кто-то и вовсе сразу выступил за примирение с Советской Россией. Здесь давайте сразу оговоримся, что речь идет именно о русской, ну, или в современной трактовке российской эмиграции. Ведь помимо этого большевистскую Россию покинули десятки тысяч сторонников Украинской, Белорусской народных республик, Грузинской Демократической Республики и других национальных образований на территории бывшей империи, которым все эти великодержавные склоки были глубоко чужды. Но вообще деятельность украинцев, белорусов в эмиграции – это явно отдельная тема для роликов. Вернемся к той, о которой я сегодня говорю.
В политических предпочтениях белых эмигрантов была своя географическая специфика. Например, югославская, китайская или аргентинская, к примеру, общины были настроены в основном консервативно и про-монархистски, а чехословацкая, французская, американская, напротив, скорее поддерживали демократические принципы. Объяснялось это довольно просто: именно в Югославии и Китае, а позже и в странах Латинской Америки, осело большое количество бывших военных и казаков, среди которых всегда был значительный процент сторонников самодержавия. Впрочем, та часть монархистов, которая обладала солидными денежными средствами, могла себе позволить европейский уровень жизни, предпочитала все же обустраиваться поближе к основным центром эмиграции – Берлину и Парижу. Причем французская столица их интересовала в меньшей степени, поскольку там преобладали либеральные идеи. В Париже жил лидер кадетов Павел Милюков, бывший глава Временного правительства Александр Керенский, и вообще там издавалось большинство эмигрантских газет и журналов либеральной направленности. Однако, даже противники самодержавия признавали, что в среде русской эмиграции они скорее в меньшинстве. Во всяком случае, тот же Милюков писал, цитата: “Было принято считать в демократической печати, что 85% эмигрантов являются сторонниками монархии, и только 15% могут считаться республикански настроенными”.
Поначалу монархисты действовали единым фронтом, хотя почти сразу в их рядах сложилось две группы, условные берлинская и парижская. Берлинская ставила вопрос восстановления монархии в России в зависимости от аналогичного процесса в Германии, допуская при этом пересмотр Версальского договора. Парижская же связывала свои надежды с Францией и в какой-то мере с Соединенными Штатами Америки. Дискуссии между ними, однако, были лишь прологом к большому расколу.
На съезде в немецком Рейхенгалле в 1921 году монархисты предприняли попытку объединиться. И это им даже почти удалось. Была признана необходимость реставрации царской власти в пост-большевистской России при сохранении на троне правившей до Февральской революции династии Романовых. Впрочем, без уточнения фигуры претендента на престол. Был создан Высший Монархический Совет (ВМС), пытавшийся каким-то образом консолидировать своих сторонников в Европе. При этом, например, в Маньчжурии на тот момент уже существовали свои монархические организации вроде “Славянского братства”, созданного в Харбине под покровительством генерала Дмитрия Хорвата. Единство монархистов, каким бы условным оно ни было, не продержалось и пары лет.
Уже к ноябрю 1922 года, то есть ко времени проведения Второго Монархического съезда в Париже, идеологические, тактические и лидерские разногласия среди сторонников самодержавия привели к созданию Конституционно-Монархического союза (КМС), который стал альтернативой ВМС (КМС против ВМС). Помимо этого, появились различные независимые монархические группы, такие как “Русский очаг” и Русская Монархическая партия во Франции, которые в отсутствие единого кандидата на престол, взялись продвигать в этом качестве великого князя Николая Николаевича, внука Николая I. Ранее этот любитель охоты и бывший верховный главнокомандующий русской армии уже был провозглашен императором на территории Дальнего Востока, где продолжалась вооруженная борьба с большевиками. Сторонники Николая, его еще называли Николаем-младшим, постепенно брали верх в руководстве ВМС, тогда как их оппоненты из Конституционным Монархического союза постепенно сдавали позиции, распыляясь на самые разные проекты и идеи, включая, например, создание в России теократической монархии.
Казалось, позиции Николая незыблемы.
Тем более в 1924 году он принял от Петра Врангеля, очень авторитетного генерала и человека в эмиграции, общее руководство наиболее многочисленной русской военной организации той самой эмиграции, Русским общевоинским союзом, сокращенно РОВС. Но тут в дело вмешался другой соискатель короны – великий князь Кирилл Владимирович, внук Александра II и двоюродный брат последнего императора Николая II. Вообще, согласен, запутаться в этом можно, но в любом случае все это были Романовы.
Поначалу Кирилл Владимирович провозгласил себя лишь блюстителям российского престола, призвав Николая Николаевича встать во главе движения против большевиков. Но затем, когда наконец прояснилась судьба последнего царя, расстрелянного большевиками еще в 1918 году, кузен Николая II сам объявил себя императором Всероссийским Кириллом I.
Появление сразу нескольких претендентов на трон раскололо монархистов на долгие годы. Сторонников Николая называли “непредрешенцами”. Их кандидат на престол считал, что форму правления должен определить сам российский народ через Учредительное Собрание, а в случае выбора в пользу монархии, тот же народ должен избрать и монарх. Сторонников Кирилла называли “легитимистами”. Они выступали за реставрацию династии Романовых без всяких оговорок. Хотя поначалу сам Кирилл также допускал, что судьбу монархии должны определить граждане страны. Хотя, кстати, я сейчас сказал слово “граждане”. Думаю, а считал ли монарх своих подданных за граждан? К примеру, Николай II точно не считал.
Однако, в итоге вся эта возня вокруг фигуры вероятного императора сильно ударила по белой эмиграции. И если по некоторым ключевым вопросам будущего устройства России противникам большевиков удавалось договариваться, то дилемма с претендентами на престол оставалась неразрешимой. Страсти с годами лишь накалялись и постепенно не только представители династии Романовых и близкие к ним монархические круги, но и обычные семьи эмигрантов в той или иной степени разделились по принципу поддержки либо Николая, либо Кирилла.
Эмигрантские журналы, газеты и листовки были наполнены взаимными упреками, компроматом и оскорблениями. Причем все это происходило очень большому удовольствию республиканцев, которым, несмотря на, как я уже говорил, вероятно, меньшинство среди белой эмиграции принадлежало при этом до 80% всех печатных изданий в изгнании. Мне кажется, я тут как представитель медиа не могу не увидеть определенные аналогии. Ну чего уж там.
При всем том, что основные усилия монархисты тратили на борьбу друг с другом, кстати, в советском и, наверное, уже забытом фильме “Корона Российской империи” довольно смешно представлены пародийные образы Кирилла Владимировича и Николая Николаевича в виде лысого и лохматого императора. Так вот, несмотря на эту борьбу, доставалось от сторонников самодержавия и либералам. Здесь, наверное, самым известным случаем было покушение на Павла Милюкова в марте 1922 года в Берлине. После того, как лидер кадетов прочитал в местной филармонии лекцию на тему “Америка и восстановление России” и уже спускался с трибуны в зал, монархист Петр Попов, в эмиграции он был известен под псевдонимом Шабельский-Борк, с криками “За царскую семью и За Россию!” выхватил из кармана револьвер и несколько раз выстрелил в Милюкова, но промахнулся. Один из организаторов лекции, Владимир Набоков, отец писателя Набокова, прижал нападавшего к полу, но тут ему в спину трижды выстрелил второй участник покушения, также монархист, Сергей Таборицкий. Владимир Набоков от полученных ранений скончался. Это была большая потеря для всего русского зарубежья.
Как позже установило следствие, Попов и Таборицкий решили убить Милюкова за то, что лидер кадетов в своей думской речи еще в ноябре 1916 года, нанес оскорбление русской императрице Александре Федоровне, фактически обвинив ее в государственной измене. Это была знаменитая речь, в которой Милюков после каждого обвинения в адрес правящих кругов задавал риторический вопрос: ”Что это: глупость или измена? Лидер кадетов тогда сказал, что свое обвинение он может подтвердить документально и после Февральской революции Попов несколько раз писал Милюкова, требуя доказательств. Ответа он не получил и поэтому счел убийство единственным способом отомстить. Таборицкий с Поповым провели несколько лет в немецкой тюрьме и позже, после прихода к власти Адольфа Гитлера, сотрудничали с нацистами.
Сегодня часть российских монархистов по прежнему поддерживает наследников великого князя Кирилла Владимировича, объединившись вокруг его внучки Марии Владимировны Романовой. В общем это длинный вопрос, там есть Всероссийский монархический центр, есть права Кирилла Владимировича, его сына. Это очень запутанная история. Если очень хотите погрузиться – можете погрузиться, но споры практически до сих пор идут. В общем, полное, на мой взгляд, безумие. Там есть другая сторона – Союз Михаила Архангела, Хоругвеносцев. Разбираться в этом довольно сложно. Я думаю, оставлю это, безусловно, вам.
Итак, при этом важно, что невостребованность монархической идеи в эмигрантской среде стала, очевидно, уже где-то к 30-м годам прошлого столетия. Более того, сторонникам монархии в итоге не удалось добиться безоговорочной поддержки даже среди армейских чинов, а значит, монархическая реставрация не была гарантирована даже в случае гипотетической военной победы над большевиками. Вообще, несмотря на значительное количество сторонников монархии, офицерство в эмиграции тоже было сильно поляризовано и по политическим убеждениям, и по отношению к методам ведения борьбы против большевиков.
Гражданская война в европейской части России закончилась в 1920 году с поражением войск Петра Врангеля и Крымской эвакуации. Ну, я говорю “гражданская война” – закончилась такая активная фаза красных и белых. Так вот, крымская эвакуация привела к тому, что 150 000 человек: солдаты, казаки и гражданские лица – организованно прибыли в оккупированный странами Антанты Константинополь. Большая часть военных и членов их семей была потом размещена в лагере на полуострове Галлиполи. И уже там против лидерства Врангеля выступили члены Донского войскового круга, ориентирующиеся на атамана Петра Краснова, который на тот момент проживал в Берлине.
В последующие годы раскол между казаками, часть из которых поддерживала Краснова, а часть атамана Африкана Богаевского, только усиливается.
В итоге, к 1938 года в эмиграции было уже два действовавших донских атамана: один представлял Всевеликое войско Донское за рубежом, второй – Союз Донских казаков за рубежом. И такая фрагментация не была чем-то исключительным. Изначально крупные офицерские объединения постоянно дробились по принципу территориальности, политических взглядов, отношения к тому или иному представителю высшего командования сначала русской армии, а после ее роспуска – РОВС. Собственно, из-за споров вокруг претендента на царский престол раскололся и сам Воинский союз.
[18:30]Сторонники великого князя Кирилла Владимировича создали собственную военную организацию: корпус Императорской армии и флота, участникам которого за преданность новоявленному императору активно раздавали чины и награды. И все же наибольшие раздоры в военной среде вызывали любые слухи насчет симпатий того или иного офицера, левым идеям и уж тем более подозрения в контактах с большевиками. Это вообще было гарантированным способом уничтожить репутацию, а то и жизнь любого оппонента.
Как справедливо замечает российский историк Андрей Ганин, специализирующийся на истории русского офицерства, цитата, “наличие изгоев в своей среде и постоянная борьба с советскими спецслужбами пробуждали в эмигрантах болезненную подозрительность, когда всюду перемещались большевистские агенты”. Нередко под подозрение попадали и офицеры-генштабисты. Например, генерал Аркадий Заболотный, по долгу службы отправивший в Советскую Россию корреспонденцию как сотрудник берлинской конторы Luftpost. Начавшаяся травля генерала привела к его безвременной смерти в возрасте 58 лет.
Лишь немногие офицеры находили в себе силы не реагировать на травлю. Большинство, чтобы обелить свое имя, предпочитало пройти через так называемые суды чести. Вот что, например, писал полковнику Владимиру Лазаревичу, офицер, которого из публикаций в белградской газете “Новое время” заподозрили в сотрудничестве с большевиками.
“Совершенно неожиданно для меня вокруг моего имени создалась какая-то темная и грязная сплетня. Я очень хорошо понимаю, что мы живем в исключительно смутное время, когда политический разврат принял ужасающие размеры, и потому ко всякому может быть высказано то или другое недоверие. Я покорнейше вас прошу возможно скорее назначить дознание или следствие надо мной, дабы, если какие-нибудь подозрения в отношении меня имеются, разобрать их и освободить меня от той грязи, которая может опорочить мое имя и мою военную репутацию чистой, принесенной сквозь мерзость смуты, обмана и измены”.
Вообще, если учесть, что советские чекисты действительно вели активную работу за рубежом (я рассказывал об этом в ролике об организованных ими убийствах лидеров эмиграции, можете его посмотреть), стоит сказать, что подозрительность офицеров была в какой-то мере оправдана. Однако иногда борьба с большевиками в своих рядах – реальными или мнимыми – ставила эмигрантов в глупое положение, так как использовалась она для сведения счетов. Например, после того, как подполковник Генштаба Полюшкин подрался за честь женщины с оренбургским казаком есаулом Ереминым, который в эмиграции за поступки, несовместимые с офицерским званием, был уволен из армии по суду чести, то этот Еремин пожаловался на генштабиста и обвинил его в большевизме.
Офицерское сообщество еще больше раскололось, когда к власти в Германии пришел Гитлер и часть эмигрантов увидела в его агрессивной внешней политике шанс свергнуть советскую власть в России. Несмотря на то, что в годы Веймарской республики российская диаспора Германии сильно сократилась, в середине 30-х здесь еще проживало около 90 000 выходцев из бывшей империи. Часть из них примкнула к Российскому освободительному национальному движению (РОНТ). Возглавлял его генерал Павел Бермондт-Авалов, всегда делавший ставку именно на немцев, тогда как большая часть эмигрантов ориентировалась на страны Антанты. Впоследствии нацисты отправят генерала за решетку за финансовые махинации, но, так или иначе, на сотрудничество с Гитлером пойдут 1000 эмигрантов, прежде всего офицеров и казаков. Среди них и такие известные командиры, как тот же атаман Пётр Краснов и Андрей Шкуро. После победы над Гитлером их расстреляют вместе с другими коллаборационистами.
Симпатизировал нацистам и один из самых влиятельных философов русского зарубежья Иван Ильин, которого так любит цитировать Владимир Путин.
В Берлине он одно время возглавлял Русский научный институт, однако лишился там работы после того, как на него донесли другие эмигранты, обвинив в масонстве и сотрудничестве с большевиками.
Впрочем, у признанных авторитетов эмигрантского сообщества перспектива немецкой оккупации СССР никакого восторга не вызывала. Бывший командующий белогвардейскими силами Юга Антон Деникин написал в 1935 году статью “Патриотизм в преломлении русской действительности”, где были такие слова.
“С теми, кто утешается тем, что ‘советское рабство горше немецкого или японского’, и потому допускает новый разгром России во имя, якобы, ее спасения, кто сочинил абсурдный афоризм: ‘Враги большевиков – наши друзья’… (Удивительно! Один разбойник завладел отчим домом, другой стремится прогнать первого и засесть там сам. Значит второй – наш друг?), кто допускает возможность участия русских эмигрантских контингентов в захватных интервенциях держав против России – спорить бесполезно. Подобные теории могли появиться лишь в результате или атрофии национального чувства, или отчаяния”.
Сам Деникин, к слову, отклонил предложение нацистов возглавить антибольшевистских силы из числа белых эмигрантов под эгидой Третьего рейха. Хотя к рядовым бойцам армии Власова, с которыми ему довелось общаться во Франции, генерал относился с сочувствием, называя их, цитата, “моими несчастными соотечественниками”.
Вернемся обратно в 20-е годы, я слишком далеко ушел. После того, как надежды на скорейшее поражение большевизма улетучились и стало понятно, что советская власть – это надолго, в рядах политически активного зарубежья начали стремительно формироваться новые партии и течения, пытавшиеся учитывать объективную реальность происходящего.
Начало политики НЭПа и признание Советского Союза со стороны ведущих мировых держав подтолкнуло множество эмигрантов к поиску форм сосуществования с большевиками. Одним из первых проектов такого рода стало движение “Сменовеховство”, получившее название от журнала “Смена вех”, выходившего с 1921 года в Праге. Сменовеховцы, объединившие в том числе часть кадетов и активистов, предлагали отказаться от планов вооруженной борьбы с Советской Россией и пойти на сотрудничество с большевиками, которые якобы действуют в интересах единой и неделимой русской державы.
Главным идеологом Сменовеховства был бывший пропагандист правительства Колчака харбинский профессор Николай Устрялов. Позже он работал в советской администрации КВЖД, вернулся в СССР и в 1930 году был расстрелян, как и большинство сменовеховцев, рискнувших вернуться на родину. Разумеется, позиция Устрялова и его единомышленников вызвала резкую критику со стороны лагеря непримиримых: в первую очередь, монархистов и РОВС. Страсти, и без того накаленные до предела, вспыхнули по очередной линии разлома. Тем более, что вслед за сменовеховцами появились и скандальные младороссы во главе с Александром Казем-Беком. Впоследствии этот незаурядный молодой человек будет встречаться и с Гитлером, и с Муссолини, завербован советскими спецслужбами и вернется в 56-м году в Советский Союз. Вообще его биография отдельная интересная тема. Но вернемся к разборкам в эмиграции.
Так вот, младоросс одновременно контактировал и с монархистами-легитимистами, и с чекистскими эмиссарами, выступая под лозунгом “Царь и советы”. То есть они проповедовали буквально безумную смесь политических взглядов, где сочетались и фашизм, и монархизм, и православие, и евразийство, и социалистическая модель экономики (считалась лучше, чем капиталистическая, и при этом должна была сохраниться частная собственность).
В 1933 году младороссы организовали в Париже лекцию Казем-Бека, на которую пригласили своих оппонентов из Народно-трудового союза российских солидаристов. Это мероприятие обернулось грандиозной дракой. Более ста человек приняли участие в этой потасовке по политическим мотивам. Пятеро получили серьезные травмы, десять были задержаны французской полицией. Годом позже уже сами младороссы сорвали в Белграде лекцию Петра Струве (о нем я чуть попозже скажу), забросав оратора тухлыми яйцами и скандируя “Долой ренегатов” и “Да здравствует Советская Россия”!
И такие случаи вовсе не были единичными. И чем больше слабело эмигрантское сообщество, в том числе из-за действий НКВД, тем чаще полемика в его рядах скатывалась в драки и скандалы. В конце 30-х, после похищения председателя РОВС генерала Миллера, в адрес организации посыпались обвинения в сотрудничестве с большевиками. Когда солидаристы организовали турне по югу Франции журналиста Бориса Прянишникова, который в ходе своих выступлений якобы должен был разоблачать руководство РОВС, две из трех лекций закончились драками. В этих потасовках, вооружившись стульями, приняли участие и организаторы, и младороссы, и члены общевоинского союза.
Русско-американский сатирик, эмигрант Михаил Айзенштадт-Железнов, писавший под псевдонимом Аргус, так описал состояние дел в русском зарубежье.
Порой вопрос длиннее, чем доклад,
И в нем нет вопросительного знака.
Два члена общества на третьего кричат.
Возможно, что начнется скоро драка.
Тэффи в своем рассказе “Городок”, посвященном одному из пригородов Парижа, где обосновались русские, рисует еще более мрачную картину:
“Общественной жизнью интересовались мало. Собирались больше под лозунгами русского борща, но небольшими группами. Потому что все так ненавидели друг друга, что нельзя было соединить двадцать человек, из которых десять не были бы врагами десяти остальных. А если не были, то немедленно делались”.
Я вот рассказал уже про сменовеховцев, младороссов, солидаристов, но еще были и самые настоящие русские фашисты (в них я, кстати, рассказывал в ролике про Маньчжурию – тоже можете посмотреть). Но помимо них были евразийцы, новоградцы, утвержденцы, третьероссы. Кажется, перечислять можно до бесконечности. Если добавить сюда старые партии, вроде эсеров и кадетов, которые, кстати, сами разделились на два лагеря легитимистов и непредрешенцев, плюс военные организации, которые существовали в каждой локации со своей политической программой, то запутаться в этом можно окончательно.
Но вот возникает вопрос (в то время это как раз вопрос), неужели все эти организации полностью отвергали сотрудничество и не желали объединяться?
На самом деле попытки подобного рода предпринимались неоднократно, и все они (довольно ожидаемо) закончились провалом.
В 1926 году по инициативе того самого Петра Струве, которого позже младороссы закидают яйцами, в Париже прошел так называемый Российский Зарубежный Съезд. Струве (который в свое время придерживался марксистских взглядов и даже, скажем так, приложил руку к появлению на свет газеты “Искра”) удалось собрать во французской столице 450 делегатов из 26 стран. Причем преобладали среди них опять-таки монархисты и центристы, в том числе кадеты.
Собравшиеся определили свое отношение к большевикам, признав их по отношению к России внешней враждебной силой, и заявили о существовании истинной, то есть зарубежной, России. В докладе Юрия Семенова, соратника Струве и председателя парижской группы Партии народной свободы (кадетской), в частности, говорилось:
“Каждый должен ежедневно спрашивать себя: выполняет ли он свой долг по отношению к этому единству духа Зарубежной России. Русская эмиграция должна проникнуться настроением, господствовавшим в таких организациях, как, например, рыцарские ордена. Все должны считать себя связанными общим обетом и, живя будничной жизнью рабочего, шофера, банковского служащего и т.д., каждый должен знать и помнить, что не может не быть воином за великое дело Национальной России. И пусть каждый считает именно себя обязанным вложиться в эту борьбу и не ожидает чудес”.
Однако, несмотря на все эти громкие заявления, для принятия конкретных решений съезду не хватило единства. Например, при голосовании за общий координационный орган 297 голосов было подано за монархический принцип руководства эмигрантами под эгидой великого князя Николая Николаевича и 146 голосов за нечто вроде эмигрантского парламента. В итоге обе эти структуры практической роли в жизни эмиграции так и не сыграли. Сиюминутные соображения, вероятно, личные интересы отдельных депутатов, делегатов этого съезда взяли верх над общей идеей.
Как довольно справедливо отмечал в этой связи Александр Солженицын, “несчастья всякой эмиграции, кроме противоречий принципиальных: сколько ж личных амбиций, разгребающих всякое живое объединение, действие, и вынужденность тревожно считаться с дробной мелкотой противоречий”.
Знаете, вообще принято рассуждать о белой эмиграции в том контексте, что, мол, все они упустили, ничего путного для спасения России не сделали и так далее. Ну, тут, разумеется, нельзя впадать в крайности. Однозначно осуждать и тем более сравнивать положение беженцев, беглецов из России тогда и сейчас.
100 лет назад и Европа, и весь мир был куда менее дружелюбным местом, чем сегодня. Только что закончилась Первая мировая война. В ряде крупных государств произошли революции. Где-то продолжались кровавые междоусобицы. Так что помимо обычного для всех эмигрантов синдрома Улисса (кому интересно – погуглите, это любопытно почитать, но в двух словах это реакция на стресс, связанный с переездом в другую страну), беженцам также приходилось сталкиваться с массой бытовых трудностей, ставящих их буквально на грань выживания. А склоки в эмигрантской среде лишь добавляли к этой жизни токсичность. Иногда эмигрантские судьбы складывались совершенно фантастическим образом и, к сожалению, далеко не всегда заканчивались хэппи-эндом. Но об этом много написано, много фильмов известных, например, советский фильм “Бег” по Булгакову на самом деле вполне соответствует тому, что происходило в эмиграции.
Или можно привести в пример генерала Ивана Зайцева. Прямо показательный момент. Зайцев воевал с большевиками в Центральной Азии, затем ушел с остатками белых войск в Китай, а в 1923 году получил амнистию и вернулся в Советский Союз. Но не очень хорошо: его отправили в Соловки, он там отсидел, его отправили в ссылку, он из ссылки обратно бежал в Китай, где покончил с собой в 1934 году во многом из-за недоверия к нему со стороны эмигрантской общины.
И как раз пример Зайцева, предвосхитившего своей книгой о Соловках “Архипелаг ГУЛАГ” Солженицына, лишний раз показывает, что в некоторых случаях градус внутренней борьбы и недоверия среди эмигрантов был чрезмерным. Хотя до сих пор есть споры, был ли Зайцев агентом ОГПУ. В общем, до сих пор это обсуждаемая тема. И биография Зайцева, и его книги про Соловки – тоже отдельная тема.
Вообще, кажется, история белой эмиграции безгранична. То, что я сегодня рассказал, – это буквально самая малость, сколько всего осталось. Там есть совершенно безумные вещи. К примеру, была такая организация, как Братство русской правды, которые объявили себя главным подпольным центром, ведущим настоящую вооруженную борьбу с большевиками. По сути, они 10 лет сначала приписывали себе действия других, а потом откровенно придумывали всякие байки и небылицы про войну с большевиками, используя то, что реальной информации из Советского Союза практически не было. При этом они регулярно находили деньги на свою пиар борьбу. Мало того, они даже объявили, что большевики ничего не пишут об их действиях, потому что это самая страшная сила и есть приказ засекречивать их боевые ячейки.
Ладно, пожалуй, я на сегодня остановлюсь. Тема очень большая: эмиграция, организации в эмиграции, о многих из них, об этих ответвлениях можно рассказывать отдельно, но я надеюсь, какое-то первоначальное впечатление вы о том, что происходило 100 лет назад в эмиграции, сложили. Может быть, как-нибудь продолжим. Для этого подписывайтесь на канал, ставьте лайки Patreon и Boosty – лучшая поддержка, чтобы я и дальше продолжил выпускать эти ролики. На этом сегодня все. До следующих интересных историй. Пока.