Армия 2040. Из кого Путин планирует её собирать
Тема, которая привлекает гораздо меньше внимания, чем должна – это успешно становящийся законом законопроект «о кухаркиных детях». Вкратце он сводится к тому, что для поступления в десятый класс школы нужно будет сдать четыре экзамена не ниже минимального балла, а для получения аттестата и поступления в колледж только два — русский язык и математику. Эксперимент стартует уже в этом году в трех регионах — в Москве, Санкт-Петербурге и в Липецкой области. Цель закона, в общем-то, прозрачна — демотивировать школьников проходить полный курс средней школы и поступать в ВУЗы. Сегодня постараемся понять, что такого рода новости говорят нам о перспективах завершения или продолжения войны. Ведь связь здесь, пусть и не такая очевидная, но самая прямая. А еще обсудим, что из этого всего получится.
Давайте честно обрисуем реальность. Никаким перемирием к Пасхе, до которой осталось ровно две недели, и близко не пахнет. Конечно, никакое развитие событий нельзя исключать на 100%. Но пока всё выглядит так, будто переговорная движуха существует сама по себе, преследует какие-то отвлеченные цели, причем до конца непонятно, какие именно. А война как шла, так и идет. Удар по городу в глубоком тылу Украины, в результате которого гибнут 19 человек, из которых 9 — дети, не та стратегия действий, которой ты будешь следовать, если всерьез собираешься в ближайшее время договариваться о замирении. Если какие-то переговоры идут параллельно убийству детей, которое типа объясняются нелепицей про совещание командиров, то мы можем смело заключить — никаких переговоров нет. В реальном мире у нас нет оснований считать, что война закончится в кратко- или среднесрочной перспективе. Что 6 апреля 2026 года мы уже будем описывать некую послевоенную реальность. Теоретически это не исключено, но гипотетическая вероятность какого-либо события безо всякой опоры на существующие факты для анализа совершенно бессмысленна. Поэтому сегодня имеет смысл не рассуждать о каком-то перемирии в обозримом будущем, но попытаться понять, совершает ли российское государство действия, свидетельствующие о планах воевать в долгую. О том, что происходящее для них – не какой-то эксцесс, который нужно пережить и выйти на максимально выгодных условиях, а новая норма существования. И нужно готовить себя, ну то есть государству готовить себя, к тому, чтобы и через пять, и через десять лет сохранялись ресурсы и условия для продолжения войны.
Так что нужно для большой войны? В первую очередь нужны люди. Нужен постоянный поток новых солдат. Нужны системные решения, которые этот поток обеспечат. Покупать 50-летних грузчиков и магазинных сторожей за большие миллионы — бесспорно до предела успешное ноу-хау, без которого и речи бы не шло о том, чтобы вести войну четвертый год. У нас есть целый ролик про то, что этой своей идеей – просто покупать людей за перекрывающее бабло – Путин не только решил проблему с политически бесплатным пополнением армии, он открыл новую эпоху войн для всего мира. Показал, что главную проблему современной войны — похоронки на 20-летних — можно не решать, а обойти. Деньгами. Ну а понятное дело, как и любое ноу-хау, такая схема небезупречна и небесконечна. У нее есть пределы применимости и эффективности, есть издержки.
Во-первых, практика эта тупо очень дорогая. За два года единовременные выплаты выросли в 10 раз. Всё это время бюджет гоняется за собственным хвостом. Каждый раз, когда очереди у военкоматов редеют – очередной регион, чтобы не выпасть из KPI по новым рекрутам, вынужден повышать ставки, причём повышать впечатляющим образом. Так, чтобы из этого можно было сделать новость. Нельзя поднять единовременную выплату с миллиона до миллиона ста тысяч. Нужно сразу предлагать два, а то и два с половиной. Столько, чтобы к вам поехали из других регионов. Покупка людей за деньги решает оперативные задачи, но сильно затрудняет прогнозирование будущего. Когда цена человеческой единицы всё время растёт, когда это, простите, такой свободный рынок с подвижным предложением – становится невозможно прогнозировать, сколько будет стоить батальон новобранцев через год, через три или через пять. Нельзя быть уверенным, что в какой-то момент эта технология себя не исчерпает, что она просто не упрётся в потолок. Понятное дело, разница между полумиллионом и тремя миллионами меняет всё. Совсем нетрудно представить себе человека, который не захочет рисковать жизнью за эквивалент подержанной «Лады», но за цену квартиры – вполне.
Однако, как в любом подобном процессе, и мы об этом уже тоже говорили, каждый следующий миллион будет давать меньше эффект, чем предыдущий. Если человек не вдохновился пятью миллионами, едва ли семь изменят для него всё. Кем такой человек работает, какой у него уровень доходов и как устроена жизнь, если 5 миллионов ему не нужны, а за 7 он, роняя тапки, в окоп побежит?
Есть и второй аспект. Говоря об издержках большой войны, надо все-таки отдавать себе отчет. Лишние люди лишним людям рознь. Вначале практика покупки людей за деньги вышибала самое социальное дно, когда выплаты составляли сотни тысяч, когда не было еще никаких щедрых региональных надбавок, армия пополнялась за счет тех, кто либо не был занят никаким трудом вообще, либо занят был трудом максимально непроизводительным. Деревенский колдырь из кировской глубинки с тремя судимостями, отправляясь на фронт за полмиллиона, просто переставал пугать односельчан своими пьяными выходками и грабить мать на пенсию. От его исчезновения страдали только продажи водки в местном киоске. Но по мере того, как такие люди заканчивались, по мере того, как выплаты становились еще более впечатляющими, из экономики начало выбивать и квалифицированных работников. На четвертом году войны и на третьем году конских выплат мы наблюдаем совершенно аховый дефицит на рынке труда. Причем в некоторых отраслях и профессиях рабочие руки не сократились, а исчезли с концами. Если послушать совершенно не политизированных людей, занятых бизнесом на земле, то можно, например, узнать, что залезать сейчас в бизнес грузоперевозок не имеет никакого смысла. Не потому, что ставки по кредиту высокие, не потому что китайские грузовики дорогие и ненадежные, а потому что грузовики эти некому водить. Потому что водителя вы просто не найдете никак. У нас есть города, где закончились водители в общественном транспорте. Где из местного водоканала исчезли слесари как класс.
Чем активнее развивается индустрия платного убийства людей, тем больше секторов экономики упираются даже не в то, что люди слишком дорогие, а в то, что их физически нет. Когда платный рекрутинг выбивал магазинных охранников, то для экономики беда была небольшая. Это и так псевдозанятость. Но магазинные охранники — не бесконечная социальная страта. Рано или поздно людей начинают вышибать из реальных отраслей экономики, и долгосрочно так жить трудно.
Третий аспект — никуда не делась и не денется проблема с качеством собранного таким образом войска. В армию попадают не те, кто ей нужен, а те, кто пришел. Очень немолодые мужчины с букетом хронических заболеваний, безо всякого опыта и подготовки, конечно, решают задачу просто своей численностью. Но не нужно быть военным экспертом, чтобы понимать: купить 50-летнего слесаря, который того и гляди умрет на фронте от инфаркта, даже не встретив противника, причем купить его по цене больше, чем стоит подготовка квалифицированного спецназовца, это плохая затея. Если говорить совсем грубо, нынешние рекруты слишком быстро гибнут для своей цены. Не успел ты заплатить 3 ляма за найм, а надо уже платить 5 за смерть. Чем дальше, тем дороже обходится каждый погонный метр чужой территории. Что, в общем-то, можно сказать, в этой логике как-то нормально, что ли, для решения текущих задач. Но для перспективы большой войны экономика предприятия уж совсем перестает сходиться.
Если мы пытаемся понять, собирается ли российское начальство воевать долго, мы должны смотреть на маркеры, которые не столь очевидны, но которые намекают, что начальство готовит солдат очень заблаговременно. Формирует кубышку, из которой можно будет брать людей через 5 или 10 лет.
Первый такой маркер лежит на поверхности. В России последовательно ужесточается призыв на срочную службу. И дело не только в расширении возрастных границ, по которым под призыв подпадают теперь граждане не до 27, а до 30 лет. С 18 лет, напомню. И это никто вперед не подвинул, хотя вначале собирались. Дело еще и в том, что радикально выросли и с каждым месяцем незаметно растут издержки для уклонистов. Если еще недавно мы жили в реальности, где кто не хочет, тот не служит, где нет никакой проблемы избегать вручения повестки до выхода из призывного возраста. А если такая опция недоступна, например, нужен военный билет для загранпаспорта – то, как известно, нет людей здоровых, есть недообследованные. Можешь нарисовать себе предсмертное состояние и рисуешь, это не требует никаких суперсвязей или макроэкономических расходов. Городская молодежь в стандарте не служила. В армию шли только те, кому она нужна была для каких-то практических надобностей. Для карьеры в силовых органах, например. И, понятное дело, это создало ровно ту проблему, о которой мы сказали раньше. Платишь складскому сторожу миллионы за подписание контракта, а он у тебя автомат от зубочистки отличить не может.
За три года мы последовательно перешли в режим, где повестки как правовой сущности больше нет. Где нет варианта просто следовать правилу из раннего детства: не открывать дверь незнакомцам и жить себе счастливо. Теперь государство вменяет тебе в обязанность знать, что в военкомат надо явиться. А если ты туда не явился, сразу же огребешь весь набор правовых последствий как уклонист. Мы перешли в режим, где больше нет военкомата по месту жительства, где можно добазариться с медкомиссией. Теперь, вслед за Москвой, по регионам раскатывают единые военкоматы, где возможен такой надзор, что и речи быть не может о том, чтобы прийти к кардиологу с бутылкой коньяка и выменять его на гипертонию. С каждым месяцем уже не федеральными законами, а обычными ведомственными инструкциями у нас сокращаются медицинские основания для признания призывника негодным к воинской службе. Каждая следующая призывная кампания идет с повышенным планом по набору людей. К тому же сейчас нельзя рассчитывать просто пересидеть призывной период. Согласно новому законодательству, призыв становится бесконечным. Решение о призыве гражданина на службу продолжает действовать и помимо призывной кампании. Теперь уклонение от срочной воинской службы — это прям нетривиальная задачка, которую нужно начинать решать задолго до того, как вам стукнуло 18. В противном случае вы себя обнаруживаете между плохим и очень плохим выбором. Между тем, чтобы отправиться в армию, с ненулевым шансом оттуда никогда не вернуться, и гражданской казнью, когда вы не только за границу выехать не можете, но даже автомобиль водить и нормально работать тоже не сможете никак.
Нынешний законопроект, который уже прозвали «указом о кухаркиных детях», предполагает, что путь в одиннадцатый класс школы, а значит к высшему образованию, будет сильно усложнен дополнительными экзаменами. Закон этот явно мотивирует школьников уходить после девятого класса в профессиональные учебные заведения и ложится в ту же строку. Высшее образование как абсолютный стандарт для городской молодежи — это социальный механизм, одна из главных задач которого — перехватить людей от армии. Механизм, который сокращает будущий мобилизационный резерв. Такого рода законы нацелены на то, чтобы эту социальную норму сломать. Чтобы более очевидным и простым путем было – отправиться в среднее специальное учебное заведение, получить профессию, полезную и для фронта, и для военного производства, например автомеханик. А затем пройти призывную службу и стать резервом для большой войны. Отправят этого человека на фронт за деньги или мобилизуют — это вопрос опциональный. Главное, что мы видим — политика российского государства направлена на то, чтобы изменить социальную норму взаимоотношений общества и армии, заготовить на долгие годы вперед резерв людей, которые, во-первых, худо-бедно, но прошли подготовку, а во-вторых, которые в армии уже побывали, для которых вновь там оказаться — не нонсенс.
План явно состоит в том, чтобы средний 23-летний городской житель перестал быть дипломированным экономистом или юристом, который от армии настолько далек, что никакими деньжищами его туда не заманишь. Но чтобы это был сварщик, который и на военном заводе пригодится, и в казарму вернуться не против.
Проведение столь масштабного общественного слова в жизнь — это вопрос второй. Главное, что мы должны из таких новостей понимать – государство уже сегодня крепко задумывается о том, кем оно будет воевать через 10 лет. А значит, мы должны исходить из того, что государство имеет в виду через 10 лет воевать. Путин явно собирается воевать до неопределенного будущего. Действия его администрации сложно интерпретировать иначе, чем план сломать российское общество через колено – и через 10-15 лет получить не страну хипстеров, которая чуть что бежит в Ереван, а страну, для которой отправка на войну — это нечто само собой разумеющееся, просто вариант развития событий. Всё, от идеологизации среднего образования до последовательной реформы призыва, работает на то, чтобы мальчик, который в сентябре пойдёт в первый класс, к 2040 году превратился в того, кто одинаково хорошо подходит и танк собрать, и повоевать на нём.
Но мы должны понимать, что всё это фантазии. Понятно, что Путин убежден: он будет жить вечно. Вот, мол, сейчас как-то повоюем, как-то где-то замажем, починим, заплатим. А главная его задача – вырастить себе новую Россию с нуля. Где, объявляя мобилизацию, ты не будешь выглядеть кромешным идиотом, от которого все люди разбежались.
Но факт в том, что обе эти сущности – и Путин, и его режим – во-первых, не вечны, и, мягко говоря, сейчас пытаются загадывать на будущее, которое точно не застанут. А во-вторых, та переделка общества, которую они затеяли, обществу этому поперек. Мы образованное городское общество, где мейнстримная цель — получить образование и преуспеть, а не пойти повоевать. Такими мы и останемся, а усилия режима, какими бы последовательными они ни были, растают вместе с ним. Желание воевать вечно вступает в противоречие с невозможностью вечно жить, а такие режимы, как наш, своих создателей не переживают.
В принципе, мы с вами уже имели возможность наблюдать режим, который закладывался на далекое будущее, который выращивал людей с первого класса школы, где была настоящая идеология, где ты встраивался в систему, начиная с уровня октябренка, где каждый был коммунистом и каждого готовили помереть в какой-нибудь симпатичной войне, где половина детских песен и фильмов была о том, с каким выражением лица нужно героически принять смерть в плену врага. А потом режим этот в три дня слинял – и только школьные подвалы, набитые красными знаменами, помнили, что он вообще был. Тут будет то же самое.
До завтра.