Суть событий - 2019-06-21

А.Венедиктов

Сергей Пархоменко в отпуске. Он будет в отпуске несколько недель. Его по очереди мы будем менять. Когда я здесь, буду я. Когда Сергей Бунтман, кто-нибудь еще из наших коллег, пока Сергей не вернется. Насколько я понимаю, это 4 или 6 недель, или 3 недели вполне может быть.

Поэтому я сегодня буду отвечать на ваши вопросы с учетом того, что завтра у нас в 13 часов программа «Будем наблюдать», и я там уже будут отвечать уже на вопросы скорее Сергея Бунтмана, чем ваши.

Ситуация с Иваном Голуновым. Мне Андрей пишет из Краснодарского края. Она продолжается, поскольку Иван Голунов проходит свидетелем по уголовному дело в связи, скажем так, со сбытом наркотиков. Потому что любое перемещение наркотиков от субъекта к субъекту является сбытом (от 10 до 20 лет). Наркотики, которые были обнаружены в его рюкзаке и на которых не было никаких его генетических отпечатков, они как-то переместились в этот рюкзак. Наркотики, обнаруженные у него дома, как-то переместились к нему домой. То есть мы имеем дело со сбытом. И идет расследование, идет уголовное дело. И мы будем вам докладывать по поводу того, как оно идет.

А.Венедиктов: История, безусловно, демонстрирует отношение городского населения Грузии к Российской Федерации

Евгения Виноградова пишет: «Грузия любимая, что будет?» — в чате YouTube. Вы знаете, я думаю, что, во-первых, очень поверхностно освещается ситуация в Грузии. Она, конечно, связана, но никак не связана с разного рода, как вам сказать… вот какой сел депутат в какое-то кресло — это, конечно, сдетонировало.

На самом деле история, безусловно, демонстрирует отношение городского населения Грузии к Российской Федерации, которая помогла отторгнуться от Грузии, скажем, Южной Осетии и Абхазии, международно признанные границы. Плюс к этом до сих пор в Южной Осетии идет сдвижка границы, отделяя кусок за куском грузинскую землю. Поэтому это, конечно, копилось. И эта история с российским депутатом, который сел в кресло спикера Грузинского парламента, она лишь детонировала ситуацию. Дальше это внутриполитическая история Грузии.

Если вы посмотрите на требования грузинской оппозиции — идет сейчас митинг у парламента пустого, — то там требования отставки министра внутренних дел, потому что было много задержанных и побитых, как я понимаю. Кстати, среди побитых 80 полицейских из 305, по-моему — приблизительно вот так. Дальше — досрочные парламентские выборы. Что-то еще третье, не помню, честно говоря.

Смотрел за этим внимательно. В понедельник, наверное, мы отправим корреспондента в Грузию. Но, поскольку то, что происходит на площади, вы и так можете наблюдать по социальным сетям и по каналам, то интервью лидеров протеста и лидеров руководства Грузии нам необходимы. Я думаю, что в понедельник утром кто-то у нас полетит. Мы сейчас пытаемся договориться с разного рода лидерами грузинскими, чтобы у нас шел набор интервью, как мы обычно делаем.

Сергей спрашивает, что случилось с Минкиным. Вы видели, наверное, на сайте его прощание (временное, я надеюсь) с посетителями сайта. Александр Минкин, у него, как вы знаете, контракт с газетой «Московский комсомолец», и руководство газеты «Московского комсомольца» предложило ему не публиковать нигде свои блоги, свои размышления, кроме как на сайте «Московского комсомольца» — это требование контракта. Это их право, к сожалению.

Я еще не говорил с Павлом Гусевым на эту тему, главным редактором «Московского комсомольца». Но Александр написал, и я считаю, что он очень вежливо себя повел по отношению к вам, что он не может пока свои блоги, даже копии своих блогов располагать на сайте «Эха Москвы» Н

у, что я могу еще по этому поводу вам сказать? Эта история для меня неудобная. Я, вообще, считаю, что интернет — это свободная зона. И мы, например — «Эхо Москвы» — разрешаем перепечатывать любые материалы. Единственное, что мы просим — это ставить ссылку. Это всё.

Я тут, когда встречался с редакторами разных газет в Тюменской области, например, в Амурской области, они говорили: «Там у вас замечательные исторические передачи». Я говорю: «Берите, только ссылайтесь, что это «Эхо Москвы»». «Вот у вас замечательная передача «Говорим по-русски». Да берите! «Вот у вас блоги, которые пишет из Шиеса Евгений Снегов». Да берите!

Интернет, на мой взгляд — это такая свободная зона, которая должна быть свободной зоной, Несмотря на то, что история, конечно… авторское право, право корпорации на производство. У нас тоже есть право нашей корпорации на производство. Тем не менее, наша позиция в том, что интернет — зона свободная. Не только интернет… Берите. Нет вопросов. Штутгарт, тоже привет!

— «Где репортаж с Шиеса? Вы же обещали». Подождите, у нас шли репортажи с Шиеса Евгения Снегова. У нас там корреспондент. Вы, верно, пропустили.

Дальше мы пошли. Вы тут хамовато по отношению к Грузии, к России, неважно, к кому… Мы не будем относиться хамовато, мы это дело пропустим.

А.Венедиктов: Я, вообще, считаю, что интернет — это свободная зона

— «История с «Новой газетой», — Арата пишет, мой старый слушатель, старый не в смысле возраста, я не знаю, какой у вас возраст Арата, но внимательный слушатель.

Вы знаете, я прочитал несколько раз материал «Новой газеты». У меня есть вопросы, скажу вам честно, и я собираюсь их задать героям публикации, потому что не всё там стыкуется, но много стыкуется. Давайте вы мне дадите неделю, чтобы я это привел…

Вы знаете, я просто так выскакивать не могу, просто не могу давать комментарии по теме, в которой я не глубоко. Я могу поговорить с разного рода людьми, и за тем на основании разговора с людьми, которые в этом понимают, выстраивать свою точку зрения. Собственно, так оно и случилось во время истории с Голуновым. Мне кажется, что вам важнее, интересно, когда я именно разговариваю с людьми, которые что-то в этом понимают, затем собираю, склеиваю и вам это обозначаю.

Та же самая история с Грузией. Я никогда не люблю упрощать. Я понимаю, что сейчас мир прост, и что «трампизм», враги — друзья, черное — белое, война — мир, мир — война… Поэтому, мне кажется, что надо просто всегда внимательно разговаривать с разного рода людьми, которые обладают разного рода информацией. Даже когда они пытаются вами манипулировать, вы, сравнивая разные мнения, вы получаете свое мнение. И ваши сомнения и смущения являются самым главным. Надо уметь сомневаться.

И я знаю, что аудитория «Эха Москвы» — проводили замеры — это аудитория скептиков, которые не верят на слово никому, даже главному редактору «Эха Москвы» — ха-ха-ха, это была штука. Не в смысле, что вы верите, а в смысле, что главный редактор… Это правильно. Просто не люблю простых таких вопросов, с таким как бы… ну, и сказал — для себя же, не для нас.

Да, несколько вопросов… Сейчас идет МН17. Смотрите, я внимательно смотрел МН17 — то, что было у группы и вообще, я внимательно слежу за этими событиями. И на прошлой неделе я разговаривал — я вам говорил, по-моему… нет, это я говорил в #ДайДудя, то есть только в интернет-трансляции — я разговаривал по этому вопросу и с Сергеем Лавровым, с нашим министром иностранных дел, я разговаривал с представителями посольств Австралии и Нидерландов по этому повода и их точку зрения, их информацию пытался получить. Естественно, я смотрел, что публикуется, и почти не смотрел то, что не публикуется.

На сегодняшний день мы с вами так можем сказать, что то, что делает следственная группа, мне кажется, довольно убедительным. Я не могу говорить по отдельным людям. Я их не знаю. Во-вторых, не видел систему доказательств. Но по-прежнему — пусть на меня не обижаются те, кто со мной полемизирует в этом смысле — и, конечно, мы видели позицию президента Путина вчера по этому вопросу, что нет доказательств.

Я так не считаю. Я считаю, что история очень важная, надо понимать, что с этими доказательствами с этими фактами, с этими показаниями, со спутниковыми снимками, которые до сих пор на обнародованы, но насколько я знаю, что американцы передали снимки со своих спутников следственной группе с условием, что они будут обнародованы в суде.

Ну, хорошо, мы посмотрим. Суд будет открытый. И важно понимать, что это будет судебный открытый процесс. Уже известна дата. Он начнется ориентировочно 20 мая 20-го года, через 10 месяцев. Это не как у нас тяп-ляп, суд — раз-раз — посадили или освободили. Ничего подобного. Здесь прокурорам придется идти в суд, доказывать каждую деталь. Вот идет следственная группа, а дальше этой следственной группе и прокурору придется доказывать каждую деталь в публичной полемике с теми, кто будет опровергать это.

Говорить о том, что вот мы передали «Алмаз — Антей» — вы не учли. Ну. вот в суде, пожалуйста, давайте посмотрим, почему не ушли. Мы выслушаем аргументы, если не ушли. Но я бы обратил внимание не некую позицию интересную Сергея Пархоменко, который обратил наше внимание на то, что Россия здесь причем? Самолет вылетел не из России. Самолет не летел в Россию. Самолет был сбит не над Российской территорией. Среди пассажиров и экипажа не было ни одного российского гражданина. В чем проблема?

А.Венедиктов: Я знаю, что аудитория «Эха Москвы» — это аудитория скептиков, которые не верят на слово никому

А проблема в том, что Российская Федерация обвиняется в том — именно уже Федерация, то есть власть, — что она поставила «Буки», которые могли пробивать тот потолок… Тут очень многие спрашивают, почему Украина не закрыла небо. Украина закрыла небо до 10 тысяч, потому что точно знала, что у сепаратистов не было оружия, нет «Буков», которые пробивают потолок свыше 10 тысяч метров, просто не знала. И, конечно, она должна нести ответственность, прежде всего, компенсационную ответственность. Безусловно, есть ее ответственность. Но сбил-то кто?

Чего мы будем говорить про небо — и это правильный вопрос, — но сбил-то кто? А можно рассказать, как сбыт — а сбыто-то где, а сбил-то кто? И почему? И откуда взялся «Бук» в этой точке. Вот это судебное следствие и должно в Амстердаме (или в Гааге) показать. И мы будем следить. Если у нас будет возможность, оно будет такое, любопытное, мы будем переводить максимально или брать русский перевод или переводить на русский язык. А дальше вы сами — не по политическим причинам, а по юридическим причинам — будете делать вывод для себя.

Вот на сегодняшний день, я считаю, что оптимальным решением — я повторю, что я говорил, потому что оно не изменилось — по МН17 было то, чтобы Россия приняла участие в переговорах по компенсации семьям погибших.

Вы скажете, раз мы не сбивали, то и чего? А я вам скажу, что в международном праве — и здесь меня консультировали очень мощные юристы российские и не только по международному праву — есть такое понятие «без признания вины». Вот, собственно говоря, самолет сбитый в 1-м году, который летел из Израиля в Новосибирск — и мы, кстати, до сих пор не знаем, кем он был сбит, потому что украинские вооруженные силы не признают этого — но компенсация заплатили

. Есть такое в международном праве правило: «без признания вины». И Украина это подписала. Она готова была заплатить компенсацию. Она заплатила компенсацию семьям погибшим в новосбириском этом трагическом рейсе Израиль — Новосибирск без признания вины. Это раз. И это не довел до суда. Потому что есть суд как бы государство, а есть еще родственники, которые могут подавать в суд. И это дело бесконечное.

Потом, когда несколько семей подали в суд на Украине, суд им отказал, потому что компенсация, согласованная между семьями России и Украины, была выплачена. И Украина говорит: «Мы здесь ни при чем. Мы выплатили компенсацию гуманитарно».

И когда — и мне подтвердили — была сравнительно недавно встреча между представителями России, Нидерландов и Австралии (я не знаю, была ли там Малайзия, совсем отдельный вопрос по Малайзии, и это надо спрашивать и мы будем спрашивать, почему Малайзия занимает отдельную позиция, я имею в виду не политическую, я имею в виду юридическую) я-то думал, я предполагал, мне так казалось, у меня была информация, что это как раз начинается разговор об этой истории «без признания вины». Ан нет, мои высокопоставленные друзья из МИДа опровергли и сказали: «Нет, мы хотели только послушать их аргументацию и сказать свою. Ну, значит, будет суд. Он будет публичный. Вот в марте начнется 2020 года.

Еще раз хотел бы повторить, что на сегодняшний день объем доказательств, за которыми я внимательным образом слежу по соцсетям, по медиа, по заявлениям официальных лиц… Я не знаю, какая версия у российской стороны. Тут меня спрашивают: «А вот Путин говорит про нашу версию. Она какая?» А я не знаю. Вот что такое наша версия? Я честно не знаю. Это надо спросить у Владимира Владимировича, Вадим — отвечаю — с Красного Села. У нас было много версий. У нас была версия, что это украинский «Бук», потому что у Украины на вооружении, действительно, были «Буки». У нас была версия, что истребитель украинский сбил этот самолет. У нас еще какая-то была версия, не помню. У нас же нет следственной группы. Мы же не участвуем в следственной группе и в судебной процедуре. Мы же в Совете безопасности ООН заблокировали создание международного суда, где мы могли бы принять участие.

Это история печальная на самом деле для меня, потому что на сегодняшний день — может быть, я ошибаюсь, — и потом придут другие доказательства, но пока доказательства следственной группы — не по людям, еще раз скажу, не по именам… Есть вопросы к ним, но мы подождем суда, эти вопросы будут заданы, когда будет официальная позиция судебная. Тем не менее, на сегодняшний день как бы приблизительно понятно, что они близки к истине.

Вот, что я вам могу сказать про МН17. Для меня это печальная история, потому что я думаю, что я понимаю, что произошло. Мне просто кажется, что для России это нехорошо, совсем нехорошо, ну, совсем нехорошо.

А.Венедиктов: Оптимальным решением по МН17 было то, чтобы Россия приняла участие в переговорах по компенсации семьям погибших

Еще раз возвращают меня к Грузии. Еще раз напомню, что у нас работает YouTube-канал и СМС: +7 985 970 45 45. Я, честно говоря, в тонкостях сейчас «Почему в качестве виновных с «Боингом» Bellingcat …». Мне неважно, что делает Bellingcat в том смысле, мне важно, что берет от Bellingcat следственная группа, потому что не Bellingcat будет представлять в суд обвинение, а следственная группа и прокурор. Поэтому, извините, много людей над этим работает, и это я комментировать сейчас совсем не хочу и не готов.

А вот понял, здесь я вижу полностью: «Почему в качестве виновных Bellingcat выдвигает только исполнителей, а не тех, кто отдавал приказ?» Вы знаете, приказы же надо фиксировать. Это же не публицистика. Это суд. Люди идут в суд. Предположим, что будет доказано, что «Бук» пересек границу. Вот кто отдал приказ или кто мог отдавать приказ? На каком уровне. Предположим, давайте сформулируем. Вот к Верховному главнокомандующему приходу Сурков — предположим, конструкция, — и говорит: «Вы знаете, у сепаратистов (у повстанцев, у партизан) нет никакого…»

Спасибо большое! Тут мне приносят какую-то прелесть. Так. Путин своим указом с 8 июля 19 года запретил авиакомпаниям России осуществлять воздушные перевозки граждан России на территорию Грузии. Кремль. То есть запрет авиакомпаниям российским… Не понял, а неграждане Российской Федерации с территории России могут? В общем, пока вот так. Ну, хорошо. Значит, до 8 июля надо отправлять корреспондента. Потом возвращать опять.

«А еще наши говорили…». Слушайте, вот то, что говорили и забыли, давайте не будем глупостями заниматься…

Что нового по Грузии. Вот в новостях давайте следите, здесь же я комментирую. «Так висит декабрьская катастрофа Ту-154», — Юра из Пензы. Юра, ничего вам не могу сказать, потому что жду. Как вы помните, было сказано, что всего полгода потребуется на это — на расследование гибели ансамбля Александрова, доктора Лизы — вот об этой катастрофе, как я понимаю, вы говорите.

Ну, расследование не закончено. Более того, поскольку его ведут военные, оно засекречено. Но на сегодняшний день как бы есть общая публицистическая версия о том, что пилот перепутал море с небом и, соответственно, там случилось. Но к этому приклеивается или приклепывается история о том, был ли этот пилот готов лететь, потому что по некоторым сведениям он только накануне прилетел с Дальнего Востока, и командование отдало приказ ему лететь вне очереди, и он был усталый и не прошел тот сон, который долен был пройти. Поэтому ничего не могу сказать.

И, собственно, перегруз и балансировка — пока еще не изучено, хотя по нашим внутренним сведениям она была. Но опять здесь утверждать не могу, поэтому пока ждем.

Я не буду сейчас начинать «Суперджет», которым я тоже занимался, этой историей. После новостей скажу про «Суперджет» с вашего позволения.

Что касается обвинения трех сестер Хачатурян в сговоре с целью убийства отца — им грозит от 10 до 20 лет — я бы обратил ваше внимание: Юрий Дудь, в том числе, на сайте «Эха Москвы» очень подробно и жестко разбирает эту историю. Обращаясь к Путину — и жалко, что Юрий не задал этот вопрос на «Прямой линии» (Мы поговорим о прямой линии). Я, пожалуй, буду разделять точку зрения Юрия Дудя в этой истории, потому что надо опять идти в это дело… Послушайте, прокуроры в первую очередь, правозащитники, журналисты, то есть мы, должны, на мой взгляд, также, как мы освещаем дело «Нового величия» или дело Ивана Голунова или газета «Черновик» очень подробно — я думаю, «Медиазона» это будет делать — вот эту историю, которая…

Всегда семейная история, они всегда очень болезненные… Там много неизвестного. Дверь человек закрывает и за ним происходят с семьей разные истории.

И, конечно, как ту не вернуться к теме декриминализации случившейся домашнего насилия, которая, как я понимаю, привела к вспышке домашнего насилия и, в том числе, к этой истории с сестрами Хачатурян, хотя оно, по-моему, было раньше. Но, тем не менее, мы за этим будем наблюдать. А сразу после новостей я вернусь к «Суперджет» и его катастрофе. Елена Ляховская сейчас представит последний выпуск новостей.

НОВОСТИ

А.Венедиктов: 21

А.Венедиктов: МН17 - печальная история, потому что я думаю, что понимаю, что произошло. Мне кажется, для России это совсем нехорошо

И я обещал про «Суперджет». Вот смотрите. Мое мнение тоже меняется по любому вопросу по мере дополнений, изучения и так далее. Мне казалось довольно долго, что основная вина в катастрофе «Супреджета» лежит на пилотах. Мне казалось по разным причинам, сейчас не будем выяснять, то есть то, что я собрал в первые две недели — разговаривал с руководителями и авиакомпаний и аэропортов и МАК, техники, всё, — понятно, что это совпадение очень многих позиций. Конечно, и вы помните, что несовершенство самолета в этом сыграло значительную роль. И я вам говорил, что, скажем, у «Аэрофлота» порядка 50 самолетов «Суперджет», а в полете 20. Остальные невозможно как бы починить или привести в безопасную историю.

Так вот я дальше продолжаю разговаривать. У меня проходят встречи. На следующей неделе будет специальная комиссия, созданная решением президента по этой катастрофе, которую будет вести вице-премьер Юрий Борисов. И люди к ней готовятся разные с разными позициями. Там у Министерства промышленности с Денисом Мантуровым во главе одна позиция, у «Аэрофлота» другая позиция, у «Шереметьево» третья позиция. Это вопрос соотношения ответственности.

И вот история, которая мне не давала покоя. Я всё понимаю, пилоты растерялись, испугались. Не знаю, может быть. Во-первых, выяснилось, что пилоты проходят по этому делу как свидетели сейчас. То есть они не обвиняемые. Следствие пока не выявило их преступления или халатности. Это важно, но не самое важное. А самое важное вот чего. Я никак не мог понять, почему он так странно загорелся. Вот даже если всё неправильно, он недолжен был загореться. Мы знаем, что бензин, керосин, как говорит Владимир Владимирович, находится в крыле. Как они там называют… кессон, что ли. Бочка керосина. Чего это он вылился, попав на тормозящий самолет, он загорелся.

И вторая история. Такой вопрос: отчего погибли пассажиры, которые сидели сзади, большинство? Мы еще не знаем окончательного решения. Мы не знаем этого и знать не можем, но, как говорят разные знакомы мне эксперты, они погибли от результатов горения, задохнулись за полторы минуты. Задохнулись. А что это так ядовито горело? Чем у вас так отделаны внутренние обшивки самолетов, что элементы горения являются токсичными? Чтобы несколько десятков человек погибло за полторы минуты — внимание! — не успев отстегнуть ремни, задохнувшись. Вопрос. Ответа нет.

А теперь вопрос все-таки про загорелось. Очень долго мне всякие инженеры объясняли, но суть я попытаюсь сейчас на словах объяснить, как я понимаю. Произошло следующее. Существуют шасси, которые крепятся двумя штырями, один и штырей крепится к тому самому крылу, где находится керосин. Два штыря буква V как «виктори» в разные стороны. При силе определенного удара в 3,8 или там в 4 G эти скрепки крепления к крылу должны разрушиться, чтобы не повредить крыло.

А что произошло? Во время удара об землю эти скрепки, которые должны были как бы отсоединить шасси, чтобы оно упало, потому что при таком ударе шасси должно отсоединиться и самолет должен сесть на брюхо, а не на шасси. Не подломиться, а ударится брюхом. Так вот скрепки, которые должны были уничтожиться, не уничтожились, а вырывали кусок крыла как раз под этой бочкой с бензином в крыле. И бензин хлынул и зажегся. Ну, потому что самолет при ударе высекает искры.

А.Венедиктов: Семейные истории всегда очень болезненные. Дверь человек закрывает, и за ней происходят с семьей разные истории

Ребята, а как вы так сконструировали, что у вас вместо того, чтобы разрушилось при такой силе удара в 4G, у вас оно не разрушилось, а вырвало кусок крыла, тем самым освободив бензин, который пролился? Кстати, в Якутии было то же самое, только бензин не загорелся, а здесь загорелся.

Да, тут мне пишут: «Продукты горения…». Ребята, к терминам сейчас не придираемся. Пусть Юрий Борисов со своей комиссией это поговорит… Но это вопросы, которые мы будем задавать тем, кто будет принимать решение.

То есть на самом деле, вообще, это важная история… Тут мне пишут: «Алексей, но про аварию — это не ваше». Вообще, всё не мое. Вот жизнь не про меня. Я про смерть. Вот пусть у нас этой аварией занимается комиссия, она и будет заниматься. А я вам говорю о вопросах. И, кстати говоря, про подброс наркотиков — это не мое, и не ваше. И про неготовность города к зиме — это не моё, это пусть коммунальные службы занимаются. И про убийство — это не моё, на это есть полицейские. Вот и сидите на своем диване. В этом история, то вы хотите сидеть на своем диване.

Про пилотов — рулить не умеют. Это хороший вопрос, но, естественно, это имеет каждосекундную историю. Например, я вам скажу. Я уже говорил про это тогда, что сигнал угрозы, по которому диспетчеры должны были вывести пожарных на полосу и залить ее пеной, был за 4 минут до посадки. 2,5 минут есть на это. Просто есть инструкция, она не была выполнена. Полоса не была залита пеной. Почему? Это есть в «черном ящике». Мы ставим вопросы.

«Болты закрутили…». Они должны разрушиться, понимаете, разрушиться. Что, там была другая сталь или их вообще не было? Вот, что такое «Суперджет». Я не сторонник гонки: Немедленно дайте ответ, немедленно назовите виновных! Немедленно! Никакого немедленно вам не будет и не надо. Вот пусть комиссия Юрия Борисова, закончив расследование, предъявит его нам, а мы зададим по нему вопросы так же, как это было с Голуновым. Вот закончили расследование и пошли в суд его арестовывали. А мы по этому расследованию стали задавать вопросы, и вы стали задавать вопросы — раз, два, три, четыре… И в результате формулирования этих вопросов оказалось, что следствие проведено неправильно. Вот в чем дело.

А.Венедиктов: Я никак не мог понять, почему «Суперджет» так странно загорелся

Вот кто-то пишет: «Вина КВС первична все равно». Не знаю. Вы знаете, я вот запросил и получил следующие данные. За 5 лет самолеты «Аэрофлота» 184 раза ударяли молнии и ничего не отключалось — ни радиопередатчик, ни руль стабилизатора… А чего тут случилось от удара молнии? А чего это всё отключилось? В чем вина КВС, если первоначальный удар молнии…Это все фиксируют: да, был удар молнии там, всё… Почему отключается? Что, вина КВС? Поэтому давайте не будем торопиться, если честно. Я вот всегда сторонник того, чтобы выслушать все стороны в отличие от многих из вас, которым всё понятно, всё ясно и вообще это не наше.

Я знаю, есть сторонники «Суперджета». Вот меня спрашивают: «А что надо было сделать?» Хотите мое мнение? Президент сейчас сказал — в Грузию россиянам не летать с 8 июля. Вот надо приостановить все полеты «Супрджета» на год-полтора. Если это приличная машина, ее надо довести до ума. Надо посмотреть, чему научила эта катастрофа. Ведь если мы сейчас скажем, что только пилоты виноваты, а самолет о-го-го, как себя вел — это значит, что это будет повторяться. Это же очень просто

Посмотрите, как «Боинг» делает, история с самолетом MAX. Они что, обвиняли пилотов? Первое, что делает корпорация — она ищет причины в машине. И вот история о том, как себя ведет человек, когда что-то отказывает, вопрос компетентности в этой истории вторичен, понимаете? Там плохо подготовлен? Может быть. Надо смотреть. Надо смотреть, совпадает ли тренажер с кабиной «Суперджета», поставленный тем же «Суперджетом». Они полностью совпадают? Надо смотреть. Подождите. Я сам говорил, что пилоты ответственны. Пилоты ответственны сто пудов. Мы же сейчас говорим не про ответственность, мы говорим про вину.

Я, кстати, вам сказал, что… помните, про двух генералов, которые были отстранены в результате дела Голунова? Они были отстранены, насколько я понимаю, Колокольцева — а я неплохо знаю министра; как вы знаете, я был когда-то членом Общественного совета ГУВД при нем, потом МВД при нем. Вот это его понимание ответственности. Не вины, а ответственности. Вот ты отвечаешь за то непосредственное направление, которое ты ведешь. Это та же самая история.

«Откуда в самолете скрепки?» Господи, боже мой, ну, я же объяснил вам, чего. Вы либо слушайте, либо не слушайте, что ли… Может быть, он недоделан, этот самолет. Вот у меня первый вопрос: почему от молнии там отключилось много чего? 184 раза не отключалось, я имею в виду все самолеты, а в «Суперджет» попало — и отключилось. Объясните. Это я к Юрию Борисову, именно к нему. Вот в чем история. Мне кажется, что эта история очень важна на самом деле.

А.Венедиктов: Чем у вас так отделаны внутренние обшивки самолетов, что элементы горения являются токсичными?

Теперь меня спрашивают, про что это моя переписка по поводу выборов. Действительно, поскольку сижу на информационных лентах, обнаружил, что, может быть, впервые в московской предвыборной кампании — как вы знаете идет фаза сбора подписей кандидатами самовыдвиженцами — мы стали видеть, назовем это уличными хулиганами, которые мешают собирать подписи, в пунктах сбора подписей даже выхватывают их и рвут, а это уже преступление, потому что подписи — это документы избирательной кампании.

И я, действительно, написал письмо начальнику ГУВД Олегу Анатольевичу Баранову вчера с просьбой предоставить защиту именно в точках сбора подписей, там, где листы подписные… Понятно, что с каждым сборщиком не пойдешь, но есть кубы, есть точки сбора анонсированные кандидатами. Хотя бы там. Увидев, что идет нападение то там, то там. После чего — это, кстати, очень любопытно, но я и в Твиттере разместил письмо… Я всю официальную переписку, хочу вам сразу сказать, я делаю официальной и публичной. Вот я могу непублично долго разговаривать, это правда, я не скрываю того, что я разговариваю много непублично, встречаюсь в условиях непубличности. Но всю переписку с официальными органами я делаю публично.

Я поместил это на сайт, я поместил это в Инстаграм, я поместил это в Твиттер. Через 16 минут после того, как у меня возникло это в Твиттере, в Твиттере же ответ мэра Собянина, которому сегодня, кстати, 61 год исполнилось, день рождения. Не будем портить ему день рождения и говорить всякие слова и поздравлять и не поздравлять… по-разному относятся к мэру.

Так вот через 16 минут появился его твит о том, что он поддерживает мое предложение и уже успел переговорить с Барановым о том, чтобы были выставлены эти посты там, где происходит сбор подписей.

После чего некоторые кандидаты с криком — ну, крик это в Фейсбуке, в соцсетях — А-а, это сделано для того, чтобы поставить полицейского и отпугивать людей, которые и так еле-еле сдают подписи. Ну, если нападают, мы кричим: «Полицейский!» Если стоит полицейский, мы говорим: «Он отпугивает». Хорошо, пусть так. И тогда, собственно говоря, вот Баранов Олег Анатольевич, генерал-лейтенант, начальник ГУВД по Москве, отвечая мне сегодня, мне кажется, очень правильно написал, что по заявке кандидата, по обращению кандидата в этих пунктах будет установлен пост. Не хотите — не будет. В обычном порядке. Хотите — специальный постовой, — вы пишите обращение к нему или ко мне — неважно я передам, не имеет никакого значения — мы поставим пост. Он поставит пост.

Естественно, этот полицейский снимается с других заданий. Но, мне кажется очень важным, чтобы кандидаты имели возможность отдельно обратиться и вне зависимости от политической направленности по просьбе кандидата отдельно, если это надо кандидату был установлен пост. Вот, собственно говоря, и все. Все это случилось за два дня, поэтому уважаемые кандидаты, если вы меня слышите, у вас есть такая возможность попросить по вашим адресам, где стоят кубы, там, где видите угрозу вашим подписям, вашему сбору подписей — вот этот пост.

А.Венедиктов: Если мы сейчас скажем, что только пилоты виноваты, а самолет о-го-го, как себя вел — значит, это будет повторяться

Хороший вопрос: «Бывает ли вам стыдно?» Да, каждый день. Я вообще, такой, стыдливый, скажем так. Поэтому мне бывает стыдно за много чего. Вот это то, что я хотел вам сказать по поводу моей переписки с Барановым.

Напомню, что у нас работает чат. «Прямая линия». Все понял, Александр Чернов, извините. Ну, смотрите, мне кажется, что умным и скептичным людям, которые вы… большинство… Напишите, сколько лайков на дизлайки… Да, конечно, на хулиганство заведут дело, и по факту могут завести дело. Для этого нужно обращение только, как вы понимаете.

«Прямая линия». История заключается в том, что когда делается такая большая история как «Прямая линия», ставится некая цель. В каждой «Прямой линии», наверное, есть цель. Ставится цель. Мы не знаем, какую цель ставила администрация президента или сам президент. И дальше, по окончании «Прямой линии» эти люди начинают считать, достигли они того эффекта, который планировали или не достигли. Нам-то кажется, что надо о-го-го, а у них другая цель — они это делают. С моей точки зрения. По этой «Прямой линии», зная тех людей, представляя, наверное… я с ними не говорил на эту тему, я к «Прямой линии» отношения не имел ни в подготовке, ни потом в разборе. «Прямая линия» была специально засушена, она специально абсолютно нейтрально.

Там как-то хорошо Алексей Нарышкин у себя написал — забыл. В Фейсбуке он написал как-то особенно точно. Она просто была засушена сто процентов. Никаких конфликтов. Все сидели ждали, что президент начнет строго выговаривать губернаторам, министрам. Ни губернаторам, ни министрам. Это значит — всё хорошо. Отельные мелкие недостатки. Тут скверика нет, там воду не могут привести. Всё хорошо. Общая тональность: всё нормально. Не хорошо, неправильно сказал — всё нормально. Поэтому там пожурить губернатора, обратить внимание министра на это… Смотрите, никакой ссоры, никакой агрессии ни по отношению к подчиненным, ни по отношению к оппонентам внутри страны, ну кроме там 90-х годов… там отмаркироваться. Сейчас скажу про 90-е годы, не забыть бы.

А.Венедиктов: «Прямая линия» была специально засушена

Никакой агрессии по отношению США, Украины, кто у нас там противники основные. Никакой особой дружбы по отношению к Казахстану, к Белоруссии. Ров-нень-ко! Стерильная линия. Мне пишут: «Стерильная линия с Владимиром Путиным». Спасибо большое, товарищ Сапсан. Ссылаюсь на Нарышкина. Я как бы Алексею говорю.

Мне кажется, что такая цель. Там был потом кусочек, когда Путин вышел к журналистам, и там были уже посильнее вопросы. И добивали вопросы, скажем, про паспорта ДНР, ЛНР. Там был вопрос про Кирилла Вышинского. Опять-таки притом, что я вижу по делу Кирилла Вышинского — Путин очень жестко по нему говорил — я смотрю это дело сейчас, публично то, что я вижу, и буду разговаривать с адвокатами, я надеюсь, — мне все-таки представляется, что господин Вышинский сидит по политическому обвинению. Если журналист сидит по политическому обвинению, его надо защищать.

Вот я не большой поклонник, повторяю, Ассанжа, я его от него как бы пострадамший сильно, но я понимаю, обвинения, которые ему выдвигают американцы, англичане, они являются политическими. Шведы — нет, шведы — уголовка. А эти — политические обвинения ровно за то, что он публиковал. Нравится мне, что он публиковал, в том числе, из меня, не нравится мне, что он публиковал, в том числе, из меня, это не имеет никакого значения.

Поэтому я думаю, что… я не знаю, я не видел дела еще, я говорю по тем публичным материалам, которые публикует и СБУ и те, кто его защищает — Кирилла, — в частности, Russia Today, у меня все-таки пока складывается впечатление, что это дело политическое, поэтому надо вытаскивать.

Дальше. «Родина хочет мата?» Ну, у родины есть мат, давайте не будем улучать эту ситуацию. Там очень смешно, посмотрите, пожалуйста, у меня в Инстаграме Роскомндазор отматерился. Я в Инстаграме опубликовал на одного твиттерианина и объяснил, как надо писать матерные слова с тем, чтобы не попасть под статью. Уже смешно. Поэтому такая история.

Приведу вам пример. Сапсан пишет: «Алексей Алексеевич, а что вы скажете про ложь Путина в каждой фразе?» Вы знаете, я не заметил ложь Путина в каждой его фразе. Вот эти лозунги на митингах — это тоже имеет место быть. Но я не любитель митинговой истории. Я любитель аналитики, поэтому я должен разбираться и так далее.

— «Поздно подошел. Венедиктов уже называл кого-то идиотами?» Ну, могу вас называть, если вы хотите, чтобы я назвел. Вита Чао пишет: «Ассанж не журналист, а «сливной бачок». Ассанж не журналист точно, но он публицист. И вопрос в том, что он публикует, это правда или неправда? И полностью он публикует или нет? Но, тем не менее, то, что он публиковал, скажем, по мне, я знаю, что это была правда. Поэтому кто его там слил или не слил — это неважно.

— «Вышинский — агент врага!» Да, мы знаем, агент врага. Расстрелять как бешеных собак. Вывести во двор и расстрелять. Надо спокойно вам всем смотреть дело, а визжать здесь… Вот если человек три раза шлет мне через интернет про Вышинского, агента, врага и пропагандиста, значит, человек не очень здоровый. Мне достаточно, чтобы вы один раз признали. Оттого, что три раза прислали, ничего не изменится.

А.Венедиктов: Вышинский сидит по политическому обвинению. Если журналист сидит по политическому обвинению, его надо защищать

Еще раз повторяю, вы, наверное, знаете больше, вы, наверное, сотрудник СБУ. Но всё, что я читал из СБУ — еще раз повторю, — свидетельствует о том, что он пропагандист. Да, ну и что? Пропагандистов мы обвиняем в госизмене? Ну, тогда у нас полстраны будут сидеть. У нас нет статьи, на Украине нет статьи за пропаганду. Поэтому, извините, ради бога, вы неправы. И ваши оскорбления доказывают, что я прав, потому что у вас нет других аргументов. Поэтому рекомендую принять таблетку и успокоиться.

Пишите один раз, Не надо мне делать эту самую… Дальше. Все же там через фразу… Слушайте, ну вот читайте сами. Мне не кажется это правильным. Я с вами прощаюсь, мы завтра услышимся с вами в 13 часов. И до встречи!